Корней Иванович Чуковский
Война с Крупской, квас для «Потемкинцев» и раздражение Александра Блока
31 марта 1882 года в Санкт-Петербурге родился Чуковский — писатель, критик, поэт, историк литературы, лингвист, переводчик. Чуковский случайно пришел к детской литературе и порой сам был этому не рад: знакомые каждому сказки Чуковского затмили остальные направления его насыщенной литературной работы. Исследователь Некрасова, один из лучших советских критиков, доктор литературы Оксфордского университета — рассказываем о «другом» Корнее Чуковском в нашей подборке фактов, цитат
и фотографий.
Самоучка и большой ученый
Из-за того, что Чуковский был незаконорожденным ребенком, его выгнали из 5 класса гимназии.
Это случилось, когда царские власти «зачищали» учебные заведения от детей «низкого» происхождения. Дальнейшее образование будущий писатель получал сам. В частности, выучил английский по самоучителю и потом работал корреспондентом «Одесских новостей» в Лондоне.

Чуковский выпустил первое собрание сочинений Некрасова, снабдив его научными комментариями. В собрании он опубликовал стихотворения, ранее запрещенные царской цензурой, и прозаические тексты. Получил Ленинскую премию за монографию «Творчество Некрасова». Юрий Тынянов сравнивал роль Чуковского в изучении творчества Некрасова
с ролью Анненкова в исследовании Пушкина. Последний считается основателем науки
пушкинистики.
Политический заключенный и активист
Вернувшись на родину, начал издавать еженедельный сатирический журнал «Сигнал», который вскоре закрыли «за поношение существующего порядка». Из-за журнала Корней Чуковский попал в печально известную тюрьму
«Кресты».

Наблюдал за восстанием матросов на броненосце «Потемкин» и вместе с друзьями добрался на лодке до мятежников. «Привезли прокламации? —отчеканил студент тоненьким голосом.
— Нет, мы привезли только квасу, — говорим мы сконфуженно».


проводы на фронт. Случайная фотография Карла Буллы, 1914
Осип Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков
Юрий Анненков
«Дневник моих встреч»


Но еще более меня тронуло нечто совершенно неожиданное: Ахматова [в июне 1965 г.] привезла с собой в Оксфорд и подарила мне одну страшно ценную для меня фотографию, относящуюся к первым дням войны 1914 года.
В один из этих дней, зная, что по Невскому проспекту будут идти мобилизованные, Корней Чуковский и я решили пойти на эту улицу.
Там, совершенно случайно, с нами встретился и присоединился к нам Осип Мандельштам. Когда стали проходить мобилизованные, еще
не в военной форме, с тюками на плечах, то вдруг из их рядов вышел, тоже с тюком, и подбежал к нам поэт Бенедикт Лившиц.

Мы обнимали его, жали ему руки, когда к нам подошел незнакомый фотограф и попросил разрешение снять нас. Мы взяли друг друга под руки и были так вчетвером сфотографированы.

Мы призываем к борьбе с «Чуковщиной»
1920-1930-е годы
Резолюция общего собрания родителей Кремлевского детсада
7 марта 1929 года


...Общее собрание родителей Кремлевского детсада в количестве 49 чел. (22 рабочих, 9 красноармейцев, 18 служащих), заслушав и обсудив 7 марта сего года доклад о том, «какая книга нужна дошкольнику», считает необходимым привлечь внимание советской общественности к тому направлению в детской литературе, которое стало известно под общим названием «Чуковщина»...
«Я думаю, "Крокодил" ребятам нашим давать
не надо, не потому, что это сказка, а потому,
что это буржуазная муть».

Надежда Крупская
Из дневников Чуковского (1901-1969 гг.)
1910
Пришел какой-то новый, миллионный читатель — и это, конечно, радость, но дело в том, что читатель этот почему-то без головы или с булавочной, крошечной головкой. Читатель-микроцефал. И вот для такого микроцефала в огромном, гомерическом количестве печатаются микроцефальские журналы и книги.
1921
Вчера в Доме Ученых встретил
в вестибюле Анну Ахматову: весела, молода, пополнела! «Приходите ко мне сегодня, я вам дам бутылку молока — для вашей девочки». Вечером я забежал к ней — и дала! Чтобы в феврале 1921 года один человек предложил другому — бутылку молока!
1921
Сегодня все утро читал нью-йоркскую «Nation» и лондонское «Nation and Athenaeum». Читал с упоением: какой культурный стиль — всемирная широта интересов. Как будто меня вытащили
из лужи и окунули в океан!
1923
[Американец Кини] ... предложил мне посодействовать ему в раздаче пайков
АРА [Американской администрации помощи, эта организация оказывала гуманитарную помощь России во время голода в 1921-23 гг.]. Я наметил:
Гарину-Михайловскую, Замирайло, жену Ходасевича, Брусянину, Милашевского
и др. А между тем больше всех нуждается жена моя Марья Борисовна. У нее уже
6 зим подряд не было теплого пальто.
Но мне неловко сказать об этом,
и я не знаю, что делать.
1928
Там Осип Мандельштам, отозвав меня торжественно на диван, сказал мне дивную речь о том, как хороша моя книга «Некрасов», которую он прочитал только что. Мандельштам небрит, на подбородке
и щеках у него седая щетина. Он говорит натужно, после всяких трех-четырех слов произносит ммм, ммм,— и даже эм, эм, эм, — но его слова так находчивы, так своеобразны, так глубоки, что вся его фигура вызвала во мне то благоговейное чувство, какое бывало в детстве
по отношению к священнику, выходящему с дарами из «врат». Он говорил, что теперь, когда во всех романах кризис героя— герой переплеснулся из романов в мою книгу, подлинный, страдающий и любимый герой, которого я не сужу тем губсудом, которым судят героев романисты нашей эпохи. И прочее очень нежное.
1928
Оказывается, что Гершензон был
в Саратове. Посланный туда для пропаганды гизовских детских книг,
он на собрании библиотекарей и педагогов схватил мою книгу и крикнул: «Вот какой дрянью мы пичкаем наших детей»
— и швырнул ее с возмущением в публику.
1954
Пятьдесят лет со дня смерти Чехова. Ровно 50 лет тому назад, живя в Лондоне,
я вычитал об этом в «Daily News» и всю ночь ходил вокруг решетки Bedford Square'a — и плакал как сумасшедший
— до всхлипов. Это была самая большая моя потеря в жизни.
1959
Вернулся из Америки В.Катаев. Привез книгу «The Holy Barbarians», о битниках, которую я прочитал в течение ночи,
не отрываясь. Капитализм должен был создать своих битников — протестантов против удушливого американизма,
— но как уродлив и скучен их протест. «Пожалуйста, научите меня гомосексуализму, я не умею» и пр.
1960
Нельзя себе представить того ужаса и того восторга с которым я прочитал книгу J.D.Salinger'a «The Catcher in the Rye», о мальчишке 16-ти лет, ненавидящем пошлость и утопающем в пошлости, — его автобиография. «Неприятие здешнего мира», — сказали бы полвека назад. И как написано! Вся сложность его души, все противоборствующие желания — раздирающие его душу — нежность и грубость сразу.
1961
Неохота писать о языке. Какой тут язык! Недавно одна женщина написала мне: «Вы всё пишете, как плохо мы говорим, а почему не напишете, как плохо мы живем».
1961
Третьего дня Твардовский дал мне прочитать рукопись «Один день Ивана Даниловича» — чудесное изображение лагерной жизни при Сталине. Я пришел в восторг и написал краткий отзыв о рукописи. Твардовский рассказал, что автор — математик, что у него есть еще один рассказ, что он писал плохие стихи
и т.д.
ИЛЬЯ Репин читает сообщение о смерти
ЛЬВА Толстого. Присутствуют КОРНЕЙ Чуковский, НАТАЛЬЯ Нордман-Северова (жена Репина).

Куоккала, 1910
Мы благодарим создателей сайта CHUKFAMILY за проделанный ими труд, позволивший нам подробно рассказать о любимом авторе.