«Новый роман писателя — развернутый ответ на... вопрос: как же именно бумажная книга воздвигнет... бастион, [непреодолимый для цифрового мира], и зачем вообще она будет нужна в мире победившей цифры? Как обычно у Сорокина, ответ этот оказывается парадоксальным, очень смешным и крайне неутешительным:
в недалеком будущем, уже в середине XXI века, книги превратятся в топливо
в самом что ни на есть прямом смысле слова — их перестанут читать, зато на них станут готовить пищу» — пишет о новом романе Владимира Сорокина критик Галина Юзефович в своей колонке на «Медузе».

Тонкий юмор автора в его новой книге подмечает и Лев Данилкин в хвалебной рецензии для «Афиши»: «Роман — несомненная удача автора в том смысле, что он смешной; пересказывать шутки своими словами — последнее дело, но уж поверьте: Сорокин не подвел — посмеетесь. Это сатира, в которой досталось всем; и про еду,
и про литературу, и про будущее, и про современность — по всему прошелся».

И еще одна цитата из рецензии Галины Юзефович, теперь уже о романе Андрея Рубанова «Патриот», который она называет важной книгой о «поколении 90-х»:
«Известная формула "лихие девяностые" сформировала у всей страны отношение
к этому времени как к тяжкой године, которую надо было просто перетерпеть, продержаться — в ожидании тучных и спокойных путинских лет. Рубанов при помощи какой-то словесной алхимии на место этой депрессивной картины проецирует другую, куда более радостную: девяностые — не "лихие", а злые
и веселые, и люди, их пережившие, не смиренные терпилы, но победители,
в конечном итоге взявшие верх над всем — над собой, над страной, над временем
и обстоятельствами. И хотя в конце концов герои Рубанова неизменно терпят поражение, впадают в паранойю, спиваются, садятся в тюрьму, все теряют или, как Сергей Знаев, просто исчезают без следа, на сладкое и пьянящее чувство поколенческой общности, возникающее по результатам чтения, это практически
не влияет. Не каждый день удается так остро почувствовать свою принадлежность
к чему-то большому и нестыдному — и уже за одно это писателю Рубанову стоит быть благодарным».

«Расстановка сил здесь намеренно такая: изгои — трансвеститы, бомжи, нелегалы — запоминаются, действуют, выдают ярчайшие сентенции ("Я просто уверена,
— говорит, впервые увидев картины Ротко, бомжиха Ольга, родом из Чернобыля,
— этот художник пережил тот же пожар, что и мы. Он только его и рисует"),
а интеллигентная публика существует орнаментально, как некая изолированная примороженная структура, в которой героине нет места. "Ворковали в группках
и по углам о том, кто куда ездил летом, о сдаваемых квартирах, о погоде, премиях, возможности продвижения чего-то с помощью кого-то, но больше всего о еде
— которая и правда всегда была здесь питательной и примиряющей. И уж тут-то они чувствовали себя в своей тарелке, поглядывая из нее свысока на пугающий мир".

Такое разделение мира, такое о нем представление сейчас актуально все еще
и даже, может быть, больше, чем раньше» — пишет критик Анна Наринская в статье для «Коммерсанта».

О Владимире Ленине сложно написать что-то новое: историки и журналисты уже рассказали о нем, кажется, все. Тем не менее, по мнению критика Павла Пряникова, Льву Данилкину удалось по-другому взглянуть на этого исторического деятеля. Он «попробовал погрузить вождя в контекст того времени», и результатом
«погружения» стала «исследовательская эпопея, от теории к практике: помещик, юрист, статистик и экономист, литератор и журналист и далее — политик. Дон Румата [герой романа Аркадия и Бориса Стругацких "Трудно быть богом", 1963], прогрессор — вот кто Ленин в этой книге. Только в романе братьев Стругацких Румата спасается из мира средневековой архаики, а в мире Владимира Ильича он остается продолжить начатое — цивилизовать автохтонов. Коллегами-спасителями с далекой планеты для него выступает передовое европейское учение — марксизм».

«Романы Пелевина, сходящие с конвейера каждую осень, в последние годы отчетливо перешли в разряд литературного фастфуда..., не требующего от читателя... никаких усилий» — пишет об авторе Татьяна Сохарева. Тем не менее, отмечает она, книга «Лампа Мафусаила...» — иная. С этим согласен Игорь Кириенков в рецензии на «Афише»: «Пелевин выпустил свою самую удачную вещь со времен "Ананасной воды для прекрасной дамы"», — и аргументирует: «Книга предлагает читателю обоих Пелевиных, которых он когда-то полюбил: реинтерпретатора советских и российских мемов, раз за разом выдергивающего из-под новостной ленты конспирологическую подкладку, — и меланхолика, за усталыми колкостями
в адрес либералов и ваты, попов и геев, банкиров и феминисток прячущего душу, истосковавшуюся по золотым бронзовкам и желтому небу, гудящему, как бесконечное поле цикад». И хотя, как пишет Кириенков, «Пелевин запаздывает: герои "Лампы" обсуждают Павленского, последние "Звездные войны" и Сирию, но промахиваются мимо вейпа, покемонов и допингового скандала», то есть
«писательский монокль, безусловно, замутнен», однако «Пелевин... определенно возвращается — и может быть, именно так звучит главная новость русской литературы 2016 года».